Том 4. Сашка Жегулев. Рассказы и пьесы 1911-1913 - Страница 215

215

Василиса Петровна. Кто идут? (Падает на колени и жадно целует Яшину руку, быстро шепчет.) Яшенька, голубчик, милый, спрячь меня, спрячь меня…

Яков. Эх, руки-то не надо, нечистые они. Оставь.

Василиса Петровна. Нет, надо, надо, надо. Руки, ноги тебе поцелую — рабой твоей буду — ох, спрячь меня, спрячь меня…

Яков (слегка гладит ее по голове, наклоняясь). Да, милая ж ты моя, да не малодушествуй так! Ну и пострадаешь — так что из этого, пострадай, поплачь, утешься. Мне трудно, страдать я не умею, а тебе что! Ну? И Бога не бойся, перед Богом я за тебя заступник — а люди что! Ну? Что ж ты молчишь?

Слегка отстраняется от Василисы Петровны, и та бесшумно и вяло, как труп, валится на ковер.

Василиса Петровна!

Молчание.

Послушайте меня: Василиса Петровна!.. Так. Что ж мне с ней делать?

Молчание. Яков быстро оглядывает комнату, мебель, зеркало. Глядит на лежащую у его ног Василису Петровну и снова с некоторым любопытством озирается. Как будто слегка засвистал или сделал такое лицо. Делает шаг к занавесу.

Яков (негромко). Эй! Князь! Барин! — подите-ка сюда.

Зайчиков. Слышишь?

Оба входят в спальню, сразу ничего не понимают.

Где княгиня? Что такое?

Яков. Вот она — лежит.

Зайчиков. Умерла? Скончалась?

Яков. Да нет. Так. Сами посмотрите.

Василиса Петровна тихо стонет и приподымается на руках, садится на полу и молча с удивлением оглядывается.

Жива.

Зайчиков. Вам дурно, княгиня? Позвольте, я… Князь, помоги. Дай же руку. Княгинюшка, что с вами? Яков, ты не знаешь, что с ней?

Князь хочет подать руку, но Василиса Петровна вдруг отталкивает ее, встает быстро, кричит.

Василиса Петровна. Яков! Зачем он пришел? Не надо?! Яков! Это вы, князь, дайте мне руку. Нет, не надо, не надо руку! Ах, Боже мой, что я такое хотела? (Как слепая суется по комнате, на мгновение задерживается у киота.) Боже мой, что я такое хотела. Я не убивала, я не убивала. Что я такое?..

Зайчиков (взволнованно). Надо же позвать людей! Князь!

Василиса Петровна (кричит). Не надо! (Громко.) Зажечь, надо зажечь — ах; как же вы не понимаете: это… чтобы был свет. Это! Это!

Князь зажигает верхнюю лампочку, светло.

Яков. Василиса Петровна, мне надо идти. Я пойду.

Василиса Петровна (кричит). Нет! (Обычно.) Я не убивала.

Яков. Кто говорит.

Василиса Петровна. Я не убивала. Князь! Иван Алексеевич! Как я рада, что вы здесь. Я не убивала, он лжет. Он пришел, вы видели, и он говорит, что я убила…

Зайчиков. Ах ты!..

Василиса Петровна. Иван Алексеевич, послушайте, Иван Алексеевич! — он схватил меня за руку, вот здесь, и говорит, что я убила. Кого? (Кричит.) Я никого не убивала! Это он убил. Я никого не держала. Он — он хочет с меня денег!

Зайчиков. А! Ты это что же, разбойник? Ты это что?

Яков. А ты что? Уходили бы вы подобру-поздорову, да и князя-друга прихватили бы (оскаливаясь, в позе). Тут, барин, не свадьба.

Зайчиков. А! Князь — звони! Надо людей! Звони!

Василиса Петровна. Да! Он хочет с меня денег! Он пришел и схватил меня за руку, вот здесь…

Яков. Она так — не звони, слышишь? Эх, раззвонились!

Василиса Петровна. Князь! Вы помните, Иван Алексеевич, вы помните? Вот это моя спальня. Вот это мои иконы, князь! Я никогда не позволяла себе неприличия — зачем же он говорит? Зачем он пришел?

На продолжительный звонок князя вбегают Лелечка, за ней экономка и горничная. Восклицают бессвязно.

Василиса Петровна. Лелечка!

Леля. Maman!

Василиса Петровна. Лелечка (обнимает ее и плачет). Он хотел с меня денег. Это он убил!

Лелечка. Кого, maman? Я боюсь.

Зайчиков (горничной). Дворника, дворника! Ах ты! Нет, вы скажите: ворваться ночью… Каторжник!

Василиса Петровна. Да, ночью. Пошел вон! Ты убил! Убийца!

Леля. Надо полицию.

Яков (оскаливаясь). Будет полиция, барышня, не хлопочите. А вы, Василиса Петровна — вас не спрашивают, вы бы ротик не открывали: уж очень вы его на Яшку разинули!

Зайчиков. Молчать, наглец! Князь!

Яков. А вы, барин, подальше: около меня горячо, пальчики можете обжечь, ваше сиятельство. Вас не трогают.

Василиса Петровна. Нет, что он говорит. Он сумасшедший! Кто идут — я спрашиваю, кто может идти, а он говорит: идут. Кто смеет идти, кто смеет переступить этот порог: я здесь — княгиня. (Якову.) Безумный, что ты говоришь! Зачем ты меня пугаешь, раб — мы, князья, даем ответ только Богу! Да как ты осмелился не только войти, холоп! — а только взглянуть на меня! Холоп! Холоп!

Яков. Так. Ну, вы тут Петрушку представляйте, а мне пора. (Подмигивает Зайчикову.) Верно, барин? Позвольте-ка пройти.

Входят горничная и дворник; экономка и Зайчиков радостно восклицают: дворник!

Зайчиков. Дворник, бери его! Вяжи!

Яков. Дорогу. Эй, Ахметка, поросячье ухо — ты это видал?

Вынимает револьвер; все, кроме князя и Василисы Петровны, шарахаются в сторону; горничная с криком выбегает. Яков прячет револьвер и беспрепятственно доходит до двери. Останавливается.

Так-то лучше! А в случае чего, как это говорится, вас тут свидетелей много: я убил Кулабухова старичка. Яшка-дворник меня зовут. Один убил — ну? Эх, чтоб вас, — и проститься-то не с кем. Эй, Ахметка, поросячье ухо: прощай, брат! Да двор почище мети — эй, Ахметка!..

Выходит.

Зайчиков. Дворник, держи! Каторжник! Василиса Петровна. Ушел? (Громко.) Яша, вернись!

215